Злой мудак
А хрен вам.
Автор: Berelyn
Название: "Персональный Придурок Бена Бекмена".
Статус: кончено.
Персонажи: Шанкс, Бекмен и фоном всякие годные личности.
Рейтинг: прон, он так, намекамиКролэ-УРА ЕСТЬ НА ЧТО ДРОЧИТЬ!
Жанр: очередная история про пидорасов на несколько страниц. юмор, романс, все дела
Дисклеймер: ЕСЛИ ВДРУГ Ода возжелаэ, я не против)
От автор: Асис за ночные посиделки в аське, которые, я надеюсь, будут продолжаться, бесконечно божественные рисунки и редкое чувство братства.
МАМОНТЫ FOR THE WIN (не пытайтесь это понять).
Не пользуйтесь айфолдером
Предупреждение: "в конце обоснуй не подогнать, я знаю. FUCK IT"Кролэ- *Слюни на полу*
Личный придурок Бекмена
- Нет.
- Да.
- Нет, я сказал.
- А я говорю – да. Бен, это не обсуждается! Капитан я тут или что?
Ну все. Раз пошел этот аргумент, значит, Шанкс закусил удила. Ладно, с этим пунктом разберемся потом.
- Хорошо.
- Отлично! – капитан просиял улыбкой. – Так, пиши дальше… восемьдесят бутылок шампанского…
- У нас его никто не пьет.
- А вдруг кто-то захочет? А у меня не будет? Это же позор!
- Хорошо, можно заказать тридцать…
- А вдруг не хватит?
Бекмен в сердцах выругался – про себя – и записал в блокноте цифру «сорок пять».
- А танцовщицы… танцовщиц нужно привезти из Вест Блю, только там живут по-настоящему красивые девушки…
- Мы не успеем.
- Что, серьезно?! – а теперь Шанкс выглядел так, будто вот-вот разрыдается.
- Да. Впрочем, можно попросить у Джикки, они у него ничуть не хуже, а танцуют так вовсе отлично.
- Ладно, я над этим еще подумаю. Так. Праздничную перетяжку должны держать на хоботах четыре дрессированных слона…
- ЧТО?!
Вот в таком духе диалог продолжался уже последние два часа, к вящему удовольствию всех остальных представителей команды (большая часть которой подслушивала под дверями или, скорее, забрасывала вопросами тех, кто подслушивал).
Шанксу исполнялось тридцать три года. И если до сего момента день рождения он воспринимал как повод закатить вечеринку и крепко выпить, а закатывал вечеринку и крепко пил он пять дней в неделю, то эта дата почему-то особенно впечатлила его («как же, две троечки!»). И рыжий пират решил устроить такой праздник, какого грандлайн еще не видывал. В течение двух недель он обдумывал свои пожелания, а сегодня с утра взял Бекмена под ручку и торжественно отвел в каюту – эти самые пожелания записывать. То, что потом это будет уже головной болью Бена – как их выполнить с наименьшими возможными повреждениями для вселенной - капитан, очевидно, полагал само собой разумеющимся.
- Я не приму никаких возражений! – пылко утверждал Шанкс, стуча кулаком по столу. – Михоук должен приплыть!
- Как ты предлагаешь мне прислать ему приглашение, если никто, черт побери, даже не знает, на грандлайн он или нет?
- Не знаю! Как-нибудь! И нет, послушай, просто послать приглашение мало, он не приплывет, поэтому нужно взять его за задницу и притащить сюда…
Бен вдохнул. Выдохнул. Еще раз вдохнул. Захлопнул блокнот, вложил в пружины ручку и положил все в ящик стола.
- Ээ… Бен? – кажется, Шанкс растерялся. – Бен, ты куда собрался?
Не отвечая, Бекмен подошел к двери каюты. Пираты, обложившие ее всевозможными прослушивающими устройствами и прочими ушами, напряглись, но Бен открывать ее не стал:
- Эй, сборище! – гаркнул он в замочную скважину. – Принесите мне кто-нибудь виски!
- Э… со льдом, Бен? – нерешительно спросил кто-то.
- Нет. И быстрее!
- И мне то… - начал было Шанкс, потом возмутился, - они что, подслушивают?
- А ты сомневался? И нет, не светит тебе никакого виски, пока мы со всем этим не разберемся, - Бекмен с наибодрейшим возможным выражением лица снова взялся за блокнот. – Вернемся к списку гостей.
Последние дни Бен Бекмен чувствовал себя так, как будто он, как минимум, в одиночку прошел весь грандлайн, нашел ванпис и вернулся до того, как кто-то заметил его отсутствие, причем на обратном пути успел еще и завернуть на Амазон Лили. И надо признать, было отчего.
Остров для празднования был выбран красивый, как картинка – Бену даже становилось его жалко при мысли о том, что со всеми этими лесами и ущельями сдеется во время вечеринки. Целыми днями к нему подплывали баржи, охраняемые членами команды и ОТ членов команды, нагруженные выпивкой, закуской, выпивкой, девочками, выпивкой, фейерверками, выпи… ну, вы поняли. Грузовое судно со слонами ожидалось чуть позже.
Каким-то неведомым путем, непонятным самому Бену, ему удалось заручиться согласием большей части гостей, которых его горе-капитан пожелал видеть на своем дне рождении, и почти всем этим согласиям можно было верить.
В красивой бухте был оборудован прикол; на лесной поляне неподалеку от нее ставились или, точнее, врывались в землю здоровенные столы; под одним из утесом в спешном порядке возводился тент на случай дождя (впрочем, существовала вероятность, что к тому моменту, когда тучи таки решат излиться, никто уже до тента добраться будет не в состоянии).
Как бы странно это не звучало, но Бен Бекмен – на свой лад – был натурой не менее увлекающейся, чем Шанкс. Если уж Бекмен брался за что-то, он старался не только безупречно выполнить намеченный план, но и беспрестанно импровизировал, совершенствуя его.
За три дня до вечеринки пиратам Рыжеволосого, поступившим в полное и безраздельное управление первого помощника, при его появлении стало мерещиться пощелкивание хлыста.
А потом выяснилось, что все это было зря.
Во владения Шанкса, границы которых он с таким трудом установил в конце прошлого года и только-только рассчитывал двигаться дальше, завоевывая новые территории, ворвался, круша все вокруг, какой-то молодой и очень наглый паренек со своей командой. Сначала Шанкс отмахнулся от него («после вечеринки разберемся»), потом подсчитал ущерб, который юнец по имени Лукас приносил его островам, прикинул, сколько после праздника пройдет времени до того, как он опохмелиться настолько, чтобы взяться за меч, и махнул рукой.
За день до дня рождения любимого капитана пираты подстерегли команду новичка на острове, ставшем им базой.
Большинство рыжеволосых пиратов перед битвами пребывали в радостном возбуждении – чистили оружие, обменивались хвастливыми замечаниями, спорили, кто сколько голов отрежет сегодня; Бен же – никогда.
Иногда Бекмен думал, что разница их характеров заложена в стиле их боя. Основная задача большинства ребят – размахивая секирой, ножом или гигантским тесаком, ворваться на поле боя и положить всех, до кого дотянуться. Бен был не таков, Бен привык думать, учитывать положение врага, то, куда он может двинуться, то, как он может атаковать… Бен во всем и всегда хотел быть уверенным.
Когда-то, много лет назад, один старик сказал Бекмену, что из таких ребят, как он, выходят самые лучшие снайперы. Ха, видел бы он Ясоппа…
Так или иначе, но Бен Бекмен, как всегда перед битвой, стоит по правую руку своего капитана и в легком полуотрешении, совсем не заметном наружно, думает о предстоящем бое. Шанкс, между тем, ажитированно взмахивает рукой.
- Так, ребята! Слушайте сюда! Мы не просто пойдем надирать им задницы! Я придумал стратегию!
Полуотрешение как рукой смело. Бен чуть не выронил мушкет.
- Значит, ты, ты, ты и вы трое, идете со Беном и надираете задницы тем, кто попадется вам на пути, а мы со всеми остальными идем и надираем задницы тем, кто встречается нам на пути!
«А… все в порядке».
Почти каждый раз, когда команда разделяется, Шанкс отдает Бекмену командование над одной из половин. Это нормально, ведь он первый помощник, и он готов принять на себя эту ответственность, но сейчас…
Сейчас какое-то неясное чувство мучает его, а Бен Бекмен любит во всем быть уверенным, все знать наперед…
…но чего-то знать наперед невозможно, и Бен никак не мог знать, что почти все члены команды малолетнего засранца окажутся гребаными логиями, пусть и не особо натренированными – придурки, сожрали редкий фрукт и решили, что теперь всемогущи! – и что лично Лукас по прозвищу «малыш» вгонит капитану в грудь здоровенный стефакс.
На самом-то деле все обходится, рана только выглядит жутко, но подживает она быстро – на Шанксе вообще все заживает как на собаке, и через полтора суток – то есть вечером девятого марта – он уже в состоянии слезть с кровати, добраться до камбуза и потребовать вскрыть один из бочонков привезенного по случаю эля в честь «дня рождения вашего капитана, мать вашу!». За бочонком следует еще один, и еще один, и вот уже вдребезг пьяный Шанкс грызет куриную ножку и виснет у Бена на плече; вся команда – тоже весьма покоцанная, надо отметить – неуверенно тянет «с днем рожденья тебя, капитааан», и Бен, к своему вящему неудовольствию и изумлению, и восторгу Шанкса, тоже подтягивает.
После третьего исполнения на бис он решает, что этому пора положить конец.
- Если ты сейчас не перестанешь глотать пиво и не ляжешь спать, у тебя будет лихорадка, - сообщает он имениннику. Шанкс хмурится.
- Не пойду я никуда! Праздник же!
- … и ты умрешь, - с затаенной мечтательностью довершает Бен, после чего приступает к сложнейшей, но привычной ему операции под названием «уложить капитана спать, дополнение один стандарт – капитан пьян в жопу, дополнение два – у капитана разворочена грудь».
Операцию удается завершить в почти что рекордные полчаса, и Шанкс заворочался в узкой койке, выискивая наименее болезненное положение, а Бен, устало прижав руку к потному лбу, отправился было в свою каюту…
- Давай поговорим?
Ну е-мое, ну что ж такое-то…
- Какое поговорим, пьянь? Засыпай уже, капитан чертов, опять завтра помирать будешь.
- Не стану засыпать, пока не поговорим, - отрезает Шанкс. В его голосе звучит то самое упрямство, если не сказать твердолобость, которая порой позволяет ему сворачивать горы и вызывает такое восхищение у его накама. В одном конкретном случае – смешанное с раздражением.
И Бен, как и все и всегда, подчиняется этому упрямству – закатывает глаза, но разворачивается и идет обратно.
- Подвинь ноги, а то я не сяду, - говорит он, и Шанкс послушно сгибает ноги в коленях и полусадится в постели. Бекмен терпеливо ждет, пока он устроится поудобнее, потом продолжает, - это у тебя что-то новенькое. Раньше тебя спьяну на разговоры не тянуло…
- А я не пьян, - фыркает Шанкс и икает. Бен морщится от запаха алкоголя и снова закатывает глаза.
Рыжеволосый смеется – не гипертрофированно громким пьяным хохотом, а тихим искренним смехом, который Бен по-прежнему любит в нем, именно любит, тут, блин, другого слова и не подберешь, - и говорит:
- Я знаю тебя почти двадцать лет, и все эти годы ты закатываешь глаза.
- С тобой-то – неудивительно, - мрачно говорит Бекмен и тут же осекается, пытаясь осознать услышанное, - погоди-погоди, что ты сейчас сказал?! Двадцать лет?
Шанкс подавляет смешок. В его глазах – лукавые искорки.
- Да ладно тебе, дружище! – он хлопает Бена по колену. – Тридцать шесть лет в принципе еще не совсем старость…
- Да пошел ты!
Когда Бен входит в свою каюту, он понимает, что позволил себе слишком многое, слишком далеко ушел за грань субординации, даже для разговора наедине; и еще – что он просидел два часа с человеком, который должен был, по-хорошему, эти два часа спать, а не смеяться, разговаривать, размахивая руками, и пытаться затянуть старинные пиратские песни тускло-пропитым голосом.
И, несмотря на это, Бен думает, что последние два часа своей жизни не отдал бы никому и никогда, ни за что.
А на утро Лаки Ру, зевая, разворачивается на шум шагов и видит голого, простите за подробность, капитана, который едва улыбается ему и прыгает в воду.
- Эй! Эй, капитан! – Ру стремглав бросается к краю палубы, - все в порядке?
- Все, просто освежиться захотелось… жарко, - хрипло отвечает Шанкс, и уходит под воду, оставляя на поверхности пятно маслянистой крови из раскрывшейся раны.
Когда перепуганные пираты вытаскивают свое начальство на корабль, выясняется, что у него сильнейшая лихорадка, и Бен Бекмен матерится такими словами, про которые даже он сам не знал, что знает их, и мысленно разряжает мушкет себе в голову.
И две недели на корабле царит мрачное, напряженное настроение, потому что придурок, которому полагается ввалиться в камбуз или на корму в полупустой бутылкой в руках и каким-нибудь кретинским поступком заставить всех рассмеяться, а потом этот самый поступок повторить – так вот этот придурок лежит у себя в каюте, на пропахшей дешевенькими лекарствами (какой пират до болезни купит аспирин, когда можно купить ром?) койке, метаясь в жарком бреду и изредка приходя в себя достаточно для того, чтобы проглотить кусочек обеда.
Бена разрывает от желания оказаться рядом, чем-то помочь, чем-то принести облегчение – в глубине души Бекмен уверен, что Все Все Делают Неправильно и Никому Нельзя Доверять – но его присутствие не идет Шанксу на пользу. Если рыжеволосый достаточно в себе, чтобы уловить, что его первый помощник рядом, он тут же начинает кричать, нервничать, дергаться и велеть Бену уйти и присмотреть за командой, пока его нет, и не успокаивался Шанкс до тех пор, пока Бен в самом деле не уходил.
По этому Бекмен взял себе за правило заходить к нему два раза в сутки – в вечерник сумерках и на рассвете, когда жар спадал и капитан мирно спал, да и то лишь на секунду-две. Силы воли ему хватало, но дорого же ему стоило сделать шаг за порог!
Одним вечером Бекмен заходит в каюту и тут же остро понимает, что что-то не так. Обычно, едва прикрыв дверь, он слышит громкое сопение отдыхающего больного, шуршание простыни, которая прикрывает влажные от пота бока. Сейчас же в каюте царит абсолютная, мертвенная тишина, и в полутьме черты Шанкса кажутся странно заострившимися…
Бену нужно, наверное, миллиардная доля секунды, чтобы добраться до койки и судорожно схватить Шанкса за прохладные руки в попытке нашарить пульс, и в это мгновение весь его мир успевает обрушиться. А потом обрушивается сам Бекмен – точнее, его обрушивает капитан, который пусть и потерял существенную часть своего веса и своей силы, но все еще умел ловко пользоваться эффектом неожиданности.
В одно мгновение Бекмен оказывается прижат к койке, а Шанкс – похудевший, с болезненно истончившейся кожей и правда заострившимся носом, но несомненно живой, а если судить по все тем же искоркам в глазах и ненависти, которую Бен к нему в данную минуту испытывает – так и вовсе абсолютно здоровый.
- Ты сумасшедший, ты кретин, ты… - начинает Бекмен.
- Круто я тебя подъебал, верно? – сияет улыбкой Шанкс.
Ненависть вспыхивает в Бене с новой силой и тут же растворяется, уступая всеобъемлющей, невероятной, безумной любви и облегчению – так что Бен просто не знает, как все это выразить, и попросту подтягивает рыжеволосого к себе за ворот полотняной рубашки, чтобы было удобнее, и целует в бескровные губы.
Болезнь то ли прошла без следа, то ли, что более вероятно, ничего не смогла сделать с безумной манерой Шанкса целоваться – и он немедленно пускает в дело язык и зубы, совершенно в наглую кусаясь до крови и бесстыдно, с явным удовольствием постанывая при этом.
Бекмен, пылая праведным (честное слово!) негодованием (и только им!), отрывает таки капитана от себя и с суровым видом пытается стряхнуть его со своего живота, но не тут-то было…
- Ты куда собрался?
- За доктором, блядь.
- Не пойдешь. Я тебе запрещаю. Как капитан.
- Да ты ебанулся, - в тысячный раз устало поставил диагноз Бен и, не удержавшись, потянул Шанкса за одну из огненно-рыжих прядей, которые – вот уж слава богу! – точно никак не пострадали за время болезни, разве что засалились больше, чем обычно.
- Не ебанулся. Ну не надо говорить им пока, а…
- А то, что они за тебя беспокоятся, как бы не считается?
Шанкс хмурится – кажется, этот аргумент впервые приходит ему во все еще хмельную от болезни и внезапного выздоровления голову. Потом он покачивает головой и улыбается, будто придя с самим собой к компромиссу. Бен знает такое выражение лица – оно обычно означает, что ничье больше мнение учитываться не будет.
- Полчаса, Бекмен, - тоном «я-суровый-капитан» говорит он, - всего полчаса?
И тут же, не теряя времени, бросается в атаку. Легко кусает за шею, за открытые ключицы, за губы, обхватывает длинными крепкими пальцами шею и тут же насмешливо щекочет-ерошит волосы, и шепчет губы в губы всякую ерунду, и обнимает, и вновь скользит губами по телу и в ту самую минуту, когда кажется, что он переходит какую-то точку, за которой – только нежность, вновь кусается до крови, до вскрика.
И под напором этой простенькой, безжалостной атаки Бен сдается, как сдавался всю свою жизнь. Полусадится, уверенно усаживает Шанкса в кольцо своих ног, ерошит ему волосы. В отличие от него, он не любит торопиться.
- Ты – засранец, капитан, - уверенно говорит Бекмен, поднимая Шанксу волосы, так, чтобы можно было провести языком по его сухим губам, линии скулы и зайти за ухом, и оставить след от короткого собственнического поцелуя. – Самодовольный засранец-алкоголик.
- Я тебя тоже люблю, Бен, - смеется Шанкс, потом стучит ему по запястью – за неимением собственного. – Полчаса, ты помнишь?
Бен помнит. Бен тоже умеет быть и быстрым, и грубоватым, только вот сегодня ему этого не хочется, сегодня он просто хочет целовать этого идиота, бесконечно любимого идиота, жадно, до боли в губах, и чувствовать, как его ногти царапают кожу, и вырывать у него тихие протяжные стоны каждым своим движением. Лаской, сегодня только лаской и ничем другим, потому что Бен хочет насытиться тем, что, как он думал бесконечно долгую миллиардную долю секунду, у него отняли.
Поэтому он задирает на Шанксе длинную полотняную рубашку – а тот, с воплем «это что за херь?!» скидывает ее сам, - целует его грудь, живот, плечи, оставляет следы зубов на груди и руками медленно опускается по спине.
Губы Шанкса судорожно сжимаются и расжимаются, пока он ласкает его плечи и ключицу, и этого выглядит невероятно пошло и невероятно возбуждает. В нем сейчас какая-то необычная хрупкость – Бен готов первый поставить на ее обманчивость, ощущая, как острые обломанные ногти скользят вдоль его позвоночника.
«Полчаса», - вспоминает Бекмен, и ему хочется сказать «а не пошли бы вы нафиг, МОЕ!», но тут Шанкс смотрит на него с усмешкой и щипает за подбородок.
- Не сжимай мне так ребра и поторопись наконец, - говорит он срывающимся, но все еще веселым голосом. – И успокойся, никуда я от тебя не сбегу.
Никогда.
Автор: Berelyn
Название: "Персональный Придурок Бена Бекмена".
Статус: кончено.
Персонажи: Шанкс, Бекмен и фоном всякие годные личности.
Рейтинг: прон, он так, намеками
Жанр: очередная история про пидорасов на несколько страниц. юмор, романс, все дела
Дисклеймер: ЕСЛИ ВДРУГ Ода возжелаэ, я не против)
От автор: Асис за ночные посиделки в аське, которые, я надеюсь, будут продолжаться, бесконечно божественные рисунки и редкое чувство братства.
МАМОНТЫ FOR THE WIN (не пытайтесь это понять).
Не пользуйтесь айфолдером
Предупреждение: "в конце обоснуй не подогнать, я знаю. FUCK IT"
Личный придурок Бекмена
- Нет.
- Да.
- Нет, я сказал.
- А я говорю – да. Бен, это не обсуждается! Капитан я тут или что?
Ну все. Раз пошел этот аргумент, значит, Шанкс закусил удила. Ладно, с этим пунктом разберемся потом.
- Хорошо.
- Отлично! – капитан просиял улыбкой. – Так, пиши дальше… восемьдесят бутылок шампанского…
- У нас его никто не пьет.
- А вдруг кто-то захочет? А у меня не будет? Это же позор!
- Хорошо, можно заказать тридцать…
- А вдруг не хватит?
Бекмен в сердцах выругался – про себя – и записал в блокноте цифру «сорок пять».
- А танцовщицы… танцовщиц нужно привезти из Вест Блю, только там живут по-настоящему красивые девушки…
- Мы не успеем.
- Что, серьезно?! – а теперь Шанкс выглядел так, будто вот-вот разрыдается.
- Да. Впрочем, можно попросить у Джикки, они у него ничуть не хуже, а танцуют так вовсе отлично.
- Ладно, я над этим еще подумаю. Так. Праздничную перетяжку должны держать на хоботах четыре дрессированных слона…
- ЧТО?!
Вот в таком духе диалог продолжался уже последние два часа, к вящему удовольствию всех остальных представителей команды (большая часть которой подслушивала под дверями или, скорее, забрасывала вопросами тех, кто подслушивал).
Шанксу исполнялось тридцать три года. И если до сего момента день рождения он воспринимал как повод закатить вечеринку и крепко выпить, а закатывал вечеринку и крепко пил он пять дней в неделю, то эта дата почему-то особенно впечатлила его («как же, две троечки!»). И рыжий пират решил устроить такой праздник, какого грандлайн еще не видывал. В течение двух недель он обдумывал свои пожелания, а сегодня с утра взял Бекмена под ручку и торжественно отвел в каюту – эти самые пожелания записывать. То, что потом это будет уже головной болью Бена – как их выполнить с наименьшими возможными повреждениями для вселенной - капитан, очевидно, полагал само собой разумеющимся.
- Я не приму никаких возражений! – пылко утверждал Шанкс, стуча кулаком по столу. – Михоук должен приплыть!
- Как ты предлагаешь мне прислать ему приглашение, если никто, черт побери, даже не знает, на грандлайн он или нет?
- Не знаю! Как-нибудь! И нет, послушай, просто послать приглашение мало, он не приплывет, поэтому нужно взять его за задницу и притащить сюда…
Бен вдохнул. Выдохнул. Еще раз вдохнул. Захлопнул блокнот, вложил в пружины ручку и положил все в ящик стола.
- Ээ… Бен? – кажется, Шанкс растерялся. – Бен, ты куда собрался?
Не отвечая, Бекмен подошел к двери каюты. Пираты, обложившие ее всевозможными прослушивающими устройствами и прочими ушами, напряглись, но Бен открывать ее не стал:
- Эй, сборище! – гаркнул он в замочную скважину. – Принесите мне кто-нибудь виски!
- Э… со льдом, Бен? – нерешительно спросил кто-то.
- Нет. И быстрее!
- И мне то… - начал было Шанкс, потом возмутился, - они что, подслушивают?
- А ты сомневался? И нет, не светит тебе никакого виски, пока мы со всем этим не разберемся, - Бекмен с наибодрейшим возможным выражением лица снова взялся за блокнот. – Вернемся к списку гостей.
Последние дни Бен Бекмен чувствовал себя так, как будто он, как минимум, в одиночку прошел весь грандлайн, нашел ванпис и вернулся до того, как кто-то заметил его отсутствие, причем на обратном пути успел еще и завернуть на Амазон Лили. И надо признать, было отчего.
Остров для празднования был выбран красивый, как картинка – Бену даже становилось его жалко при мысли о том, что со всеми этими лесами и ущельями сдеется во время вечеринки. Целыми днями к нему подплывали баржи, охраняемые членами команды и ОТ членов команды, нагруженные выпивкой, закуской, выпивкой, девочками, выпивкой, фейерверками, выпи… ну, вы поняли. Грузовое судно со слонами ожидалось чуть позже.
Каким-то неведомым путем, непонятным самому Бену, ему удалось заручиться согласием большей части гостей, которых его горе-капитан пожелал видеть на своем дне рождении, и почти всем этим согласиям можно было верить.
В красивой бухте был оборудован прикол; на лесной поляне неподалеку от нее ставились или, точнее, врывались в землю здоровенные столы; под одним из утесом в спешном порядке возводился тент на случай дождя (впрочем, существовала вероятность, что к тому моменту, когда тучи таки решат излиться, никто уже до тента добраться будет не в состоянии).
Как бы странно это не звучало, но Бен Бекмен – на свой лад – был натурой не менее увлекающейся, чем Шанкс. Если уж Бекмен брался за что-то, он старался не только безупречно выполнить намеченный план, но и беспрестанно импровизировал, совершенствуя его.
За три дня до вечеринки пиратам Рыжеволосого, поступившим в полное и безраздельное управление первого помощника, при его появлении стало мерещиться пощелкивание хлыста.
А потом выяснилось, что все это было зря.
Во владения Шанкса, границы которых он с таким трудом установил в конце прошлого года и только-только рассчитывал двигаться дальше, завоевывая новые территории, ворвался, круша все вокруг, какой-то молодой и очень наглый паренек со своей командой. Сначала Шанкс отмахнулся от него («после вечеринки разберемся»), потом подсчитал ущерб, который юнец по имени Лукас приносил его островам, прикинул, сколько после праздника пройдет времени до того, как он опохмелиться настолько, чтобы взяться за меч, и махнул рукой.
За день до дня рождения любимого капитана пираты подстерегли команду новичка на острове, ставшем им базой.
Большинство рыжеволосых пиратов перед битвами пребывали в радостном возбуждении – чистили оружие, обменивались хвастливыми замечаниями, спорили, кто сколько голов отрежет сегодня; Бен же – никогда.
Иногда Бекмен думал, что разница их характеров заложена в стиле их боя. Основная задача большинства ребят – размахивая секирой, ножом или гигантским тесаком, ворваться на поле боя и положить всех, до кого дотянуться. Бен был не таков, Бен привык думать, учитывать положение врага, то, куда он может двинуться, то, как он может атаковать… Бен во всем и всегда хотел быть уверенным.
Когда-то, много лет назад, один старик сказал Бекмену, что из таких ребят, как он, выходят самые лучшие снайперы. Ха, видел бы он Ясоппа…
Так или иначе, но Бен Бекмен, как всегда перед битвой, стоит по правую руку своего капитана и в легком полуотрешении, совсем не заметном наружно, думает о предстоящем бое. Шанкс, между тем, ажитированно взмахивает рукой.
- Так, ребята! Слушайте сюда! Мы не просто пойдем надирать им задницы! Я придумал стратегию!
Полуотрешение как рукой смело. Бен чуть не выронил мушкет.
- Значит, ты, ты, ты и вы трое, идете со Беном и надираете задницы тем, кто попадется вам на пути, а мы со всеми остальными идем и надираем задницы тем, кто встречается нам на пути!
«А… все в порядке».
Почти каждый раз, когда команда разделяется, Шанкс отдает Бекмену командование над одной из половин. Это нормально, ведь он первый помощник, и он готов принять на себя эту ответственность, но сейчас…
Сейчас какое-то неясное чувство мучает его, а Бен Бекмен любит во всем быть уверенным, все знать наперед…
…но чего-то знать наперед невозможно, и Бен никак не мог знать, что почти все члены команды малолетнего засранца окажутся гребаными логиями, пусть и не особо натренированными – придурки, сожрали редкий фрукт и решили, что теперь всемогущи! – и что лично Лукас по прозвищу «малыш» вгонит капитану в грудь здоровенный стефакс.
На самом-то деле все обходится, рана только выглядит жутко, но подживает она быстро – на Шанксе вообще все заживает как на собаке, и через полтора суток – то есть вечером девятого марта – он уже в состоянии слезть с кровати, добраться до камбуза и потребовать вскрыть один из бочонков привезенного по случаю эля в честь «дня рождения вашего капитана, мать вашу!». За бочонком следует еще один, и еще один, и вот уже вдребезг пьяный Шанкс грызет куриную ножку и виснет у Бена на плече; вся команда – тоже весьма покоцанная, надо отметить – неуверенно тянет «с днем рожденья тебя, капитааан», и Бен, к своему вящему неудовольствию и изумлению, и восторгу Шанкса, тоже подтягивает.
После третьего исполнения на бис он решает, что этому пора положить конец.
- Если ты сейчас не перестанешь глотать пиво и не ляжешь спать, у тебя будет лихорадка, - сообщает он имениннику. Шанкс хмурится.
- Не пойду я никуда! Праздник же!
- … и ты умрешь, - с затаенной мечтательностью довершает Бен, после чего приступает к сложнейшей, но привычной ему операции под названием «уложить капитана спать, дополнение один стандарт – капитан пьян в жопу, дополнение два – у капитана разворочена грудь».
Операцию удается завершить в почти что рекордные полчаса, и Шанкс заворочался в узкой койке, выискивая наименее болезненное положение, а Бен, устало прижав руку к потному лбу, отправился было в свою каюту…
- Давай поговорим?
Ну е-мое, ну что ж такое-то…
- Какое поговорим, пьянь? Засыпай уже, капитан чертов, опять завтра помирать будешь.
- Не стану засыпать, пока не поговорим, - отрезает Шанкс. В его голосе звучит то самое упрямство, если не сказать твердолобость, которая порой позволяет ему сворачивать горы и вызывает такое восхищение у его накама. В одном конкретном случае – смешанное с раздражением.
И Бен, как и все и всегда, подчиняется этому упрямству – закатывает глаза, но разворачивается и идет обратно.
- Подвинь ноги, а то я не сяду, - говорит он, и Шанкс послушно сгибает ноги в коленях и полусадится в постели. Бекмен терпеливо ждет, пока он устроится поудобнее, потом продолжает, - это у тебя что-то новенькое. Раньше тебя спьяну на разговоры не тянуло…
- А я не пьян, - фыркает Шанкс и икает. Бен морщится от запаха алкоголя и снова закатывает глаза.
Рыжеволосый смеется – не гипертрофированно громким пьяным хохотом, а тихим искренним смехом, который Бен по-прежнему любит в нем, именно любит, тут, блин, другого слова и не подберешь, - и говорит:
- Я знаю тебя почти двадцать лет, и все эти годы ты закатываешь глаза.
- С тобой-то – неудивительно, - мрачно говорит Бекмен и тут же осекается, пытаясь осознать услышанное, - погоди-погоди, что ты сейчас сказал?! Двадцать лет?
Шанкс подавляет смешок. В его глазах – лукавые искорки.
- Да ладно тебе, дружище! – он хлопает Бена по колену. – Тридцать шесть лет в принципе еще не совсем старость…
- Да пошел ты!
Когда Бен входит в свою каюту, он понимает, что позволил себе слишком многое, слишком далеко ушел за грань субординации, даже для разговора наедине; и еще – что он просидел два часа с человеком, который должен был, по-хорошему, эти два часа спать, а не смеяться, разговаривать, размахивая руками, и пытаться затянуть старинные пиратские песни тускло-пропитым голосом.
И, несмотря на это, Бен думает, что последние два часа своей жизни не отдал бы никому и никогда, ни за что.
А на утро Лаки Ру, зевая, разворачивается на шум шагов и видит голого, простите за подробность, капитана, который едва улыбается ему и прыгает в воду.
- Эй! Эй, капитан! – Ру стремглав бросается к краю палубы, - все в порядке?
- Все, просто освежиться захотелось… жарко, - хрипло отвечает Шанкс, и уходит под воду, оставляя на поверхности пятно маслянистой крови из раскрывшейся раны.
Когда перепуганные пираты вытаскивают свое начальство на корабль, выясняется, что у него сильнейшая лихорадка, и Бен Бекмен матерится такими словами, про которые даже он сам не знал, что знает их, и мысленно разряжает мушкет себе в голову.
И две недели на корабле царит мрачное, напряженное настроение, потому что придурок, которому полагается ввалиться в камбуз или на корму в полупустой бутылкой в руках и каким-нибудь кретинским поступком заставить всех рассмеяться, а потом этот самый поступок повторить – так вот этот придурок лежит у себя в каюте, на пропахшей дешевенькими лекарствами (какой пират до болезни купит аспирин, когда можно купить ром?) койке, метаясь в жарком бреду и изредка приходя в себя достаточно для того, чтобы проглотить кусочек обеда.
Бена разрывает от желания оказаться рядом, чем-то помочь, чем-то принести облегчение – в глубине души Бекмен уверен, что Все Все Делают Неправильно и Никому Нельзя Доверять – но его присутствие не идет Шанксу на пользу. Если рыжеволосый достаточно в себе, чтобы уловить, что его первый помощник рядом, он тут же начинает кричать, нервничать, дергаться и велеть Бену уйти и присмотреть за командой, пока его нет, и не успокаивался Шанкс до тех пор, пока Бен в самом деле не уходил.
По этому Бекмен взял себе за правило заходить к нему два раза в сутки – в вечерник сумерках и на рассвете, когда жар спадал и капитан мирно спал, да и то лишь на секунду-две. Силы воли ему хватало, но дорого же ему стоило сделать шаг за порог!
Одним вечером Бекмен заходит в каюту и тут же остро понимает, что что-то не так. Обычно, едва прикрыв дверь, он слышит громкое сопение отдыхающего больного, шуршание простыни, которая прикрывает влажные от пота бока. Сейчас же в каюте царит абсолютная, мертвенная тишина, и в полутьме черты Шанкса кажутся странно заострившимися…
Бену нужно, наверное, миллиардная доля секунды, чтобы добраться до койки и судорожно схватить Шанкса за прохладные руки в попытке нашарить пульс, и в это мгновение весь его мир успевает обрушиться. А потом обрушивается сам Бекмен – точнее, его обрушивает капитан, который пусть и потерял существенную часть своего веса и своей силы, но все еще умел ловко пользоваться эффектом неожиданности.
В одно мгновение Бекмен оказывается прижат к койке, а Шанкс – похудевший, с болезненно истончившейся кожей и правда заострившимся носом, но несомненно живой, а если судить по все тем же искоркам в глазах и ненависти, которую Бен к нему в данную минуту испытывает – так и вовсе абсолютно здоровый.
- Ты сумасшедший, ты кретин, ты… - начинает Бекмен.
- Круто я тебя подъебал, верно? – сияет улыбкой Шанкс.
Ненависть вспыхивает в Бене с новой силой и тут же растворяется, уступая всеобъемлющей, невероятной, безумной любви и облегчению – так что Бен просто не знает, как все это выразить, и попросту подтягивает рыжеволосого к себе за ворот полотняной рубашки, чтобы было удобнее, и целует в бескровные губы.
Болезнь то ли прошла без следа, то ли, что более вероятно, ничего не смогла сделать с безумной манерой Шанкса целоваться – и он немедленно пускает в дело язык и зубы, совершенно в наглую кусаясь до крови и бесстыдно, с явным удовольствием постанывая при этом.
Бекмен, пылая праведным (честное слово!) негодованием (и только им!), отрывает таки капитана от себя и с суровым видом пытается стряхнуть его со своего живота, но не тут-то было…
- Ты куда собрался?
- За доктором, блядь.
- Не пойдешь. Я тебе запрещаю. Как капитан.
- Да ты ебанулся, - в тысячный раз устало поставил диагноз Бен и, не удержавшись, потянул Шанкса за одну из огненно-рыжих прядей, которые – вот уж слава богу! – точно никак не пострадали за время болезни, разве что засалились больше, чем обычно.
- Не ебанулся. Ну не надо говорить им пока, а…
- А то, что они за тебя беспокоятся, как бы не считается?
Шанкс хмурится – кажется, этот аргумент впервые приходит ему во все еще хмельную от болезни и внезапного выздоровления голову. Потом он покачивает головой и улыбается, будто придя с самим собой к компромиссу. Бен знает такое выражение лица – оно обычно означает, что ничье больше мнение учитываться не будет.
- Полчаса, Бекмен, - тоном «я-суровый-капитан» говорит он, - всего полчаса?
И тут же, не теряя времени, бросается в атаку. Легко кусает за шею, за открытые ключицы, за губы, обхватывает длинными крепкими пальцами шею и тут же насмешливо щекочет-ерошит волосы, и шепчет губы в губы всякую ерунду, и обнимает, и вновь скользит губами по телу и в ту самую минуту, когда кажется, что он переходит какую-то точку, за которой – только нежность, вновь кусается до крови, до вскрика.
И под напором этой простенькой, безжалостной атаки Бен сдается, как сдавался всю свою жизнь. Полусадится, уверенно усаживает Шанкса в кольцо своих ног, ерошит ему волосы. В отличие от него, он не любит торопиться.
- Ты – засранец, капитан, - уверенно говорит Бекмен, поднимая Шанксу волосы, так, чтобы можно было провести языком по его сухим губам, линии скулы и зайти за ухом, и оставить след от короткого собственнического поцелуя. – Самодовольный засранец-алкоголик.
- Я тебя тоже люблю, Бен, - смеется Шанкс, потом стучит ему по запястью – за неимением собственного. – Полчаса, ты помнишь?
Бен помнит. Бен тоже умеет быть и быстрым, и грубоватым, только вот сегодня ему этого не хочется, сегодня он просто хочет целовать этого идиота, бесконечно любимого идиота, жадно, до боли в губах, и чувствовать, как его ногти царапают кожу, и вырывать у него тихие протяжные стоны каждым своим движением. Лаской, сегодня только лаской и ничем другим, потому что Бен хочет насытиться тем, что, как он думал бесконечно долгую миллиардную долю секунду, у него отняли.
Поэтому он задирает на Шанксе длинную полотняную рубашку – а тот, с воплем «это что за херь?!» скидывает ее сам, - целует его грудь, живот, плечи, оставляет следы зубов на груди и руками медленно опускается по спине.
Губы Шанкса судорожно сжимаются и расжимаются, пока он ласкает его плечи и ключицу, и этого выглядит невероятно пошло и невероятно возбуждает. В нем сейчас какая-то необычная хрупкость – Бен готов первый поставить на ее обманчивость, ощущая, как острые обломанные ногти скользят вдоль его позвоночника.
«Полчаса», - вспоминает Бекмен, и ему хочется сказать «а не пошли бы вы нафиг, МОЕ!», но тут Шанкс смотрит на него с усмешкой и щипает за подбородок.
- Не сжимай мне так ребра и поторопись наконец, - говорит он срывающимся, но все еще веселым голосом. – И успокойся, никуда я от тебя не сбегу.
Никогда.
-
-
09.09.2010 в 22:27И слоныыыыыыыыыы~-
-
09.09.2010 в 22:29-
-
11.09.2010 в 14:54